загрузка...
Блоги
Дзебак Владимир Дзебак Владимир РОЗДУМИ ПРО НАДВАЖЛИВЕ або ЧОМУ НАШІ ОЛІГАРХИ СТАЛИ МОГИЛЬЩИКАМИ НИНІШНЬОЇ УКРАЇНИ

Головним інструментом нинішніх олігархів є безправний люмпен, який живе на подачках від держави, на грані фізичного виживання. Ось чому значна частина пенсіонерів є найкращим їх електоратом, який і допомагає часто приводити до влади їх ставлеників. Для малого і середнього бізнесу сьогодні закриті економічні ліфти у цілих галузях економіки, бо з кожним роком сфери зацікавленості олігархії збільшуються, перекриваючи кисень усім іншим.

Все блоги
Колонка автора
Все колонки авторов
Петиции ВАП
ВИМАГАЄМО ІНДЕКСАЦІЇ НАШИХ ПЕНСІЙ!!!
2 Подробности Подать заявку
Опрос
Придерживаетесь ли Вы правил карантина?

105-летний Иван Якимчук: "Наверное, сам Гитлер был бы в шоке, узнав, что русские воюют против украинцев"

Увеличить шрифт Уменьшить шрифт
Отправить
Печатать

Несмотря на солидный возраст, у житомирянина Ивана Никифоровича хороший слух, ясный ум и прекрасная память. Потомственный дворянин помнит свои встречи с царем Николаем II, Троцким, Буденным, Ворошиловым, Молотовым, Калининым… Правда, долгожитель признается, что в последнее время зрение стало подводить. Телевизор он смотрит, а вот газеты ему читают вслух дочь или внуки.

Живет пенсионер с единственной дочерью Людмилой и ее семьей в частном доме. На просьбу поделиться «чудодейственной» диетой юбиляра женщина только улыбается.

— Папа обожает все острое, блюда обильно посыпает перцем и поливает уксусом, — объясняет 60-летняя дочь юбиляра Людмила Ивановна. — Ни дня не может обойтись без сала. Доктор сердится на него, говорит, что нигде не видел такой странной диеты для долгожителя, дескать, в столь солидном возрасте категорически нельзя употреблять много жирного и острого. А папа без этого просто жить не может. Когда я по настоянию врача убираю со стола солонку, перечницу, уксус и не покупаю сало, папа ест неохотно, начинает хандрить. Категорически не согласна с медиками! Считаю, что каждый человек должен питаться не «как положено», а так, как ему подсказывает организм.

— Если утром не съем кусок хорошенько поперченного сала, весь день для меня испорчен, — признается 105-летний Иван Якимчук. — А так чувствую себя 18-летним юношей. Хочется летать, во всем принимать участие. Сил еще много. Конечно же, своим здоровьем, состоянием души обязан дочери, которая обо мне заботится.

У Ивана Никифоровича, кроме дочери, есть внук, внучка и три правнука. В последнее время юбиляр все больше сидит у телевизора и внимательно следит за новостями.

— Что вы думаете о сегодняшней ситуации в стране? — спрашиваю у долгожителя.

— Я уже стар, поэтому имею право считать себя мудрым, — отвечает Иван Никифорович. — Война — огромное горе для всех. То, что происходит сегодня, вызывает сожаление, удивление, разочарование и боль. Россия хочет нас побороть. Наверное, сам Гитлер был бы в шоке, узнав, что русские воюют против украинцев. Раньше мы сидели в одних окопах, считались братьями. Мне страшно и горько узнавать о потерях с обеих сторон. Но простые люди в этом не виноваты. Думаю, обычные граждане России не хотят воевать с Украиной, их заставляют. Не знаю, что с ними делают, только они убивают не по собственной воле. Не нужно их за это проклинать. Нужно понять, надоумить, остановить. Сделать это мирным путем. Не стоит рассчитывать на поддержку извне. Европа и Америка как будто на нашей стороне, но мы пока не ощутили от них реальной помощи.

…Родился Иван Якимчук в январе 1910 года в селе Сербы Емильчинского района Житомирской области в семье дворянина. Его отец был полковником царской армии и получал приличное жалованье, поэтому мама не работала. В их особняке в селе Соколов сегодня находится средняя школа. Среди прямых родственников долгожителя — известнейшие в ту пору фамилии Мезенцевых и Терещенко.

Когда в 1914 году началась Первая мировая война, отец маленького Ивана ушел на фронт. Семья Никифора Якимчука — жена и двое сыновей — отправилась в Ковель Волынской области, где царскому полковнику дали квартиру. Спустя год Любовь Корниловна получила известие о том, что в город прибывает эшелон с ранеными, сопровождать которых будет ее муж.

— Мама взяла нас за руки и повела на вокзал, — вспоминает Иван Никифорович. — Военный эшелон уже прибыл, раненых на носилках выносили из поезда. Неожиданно мама воскликнула: «Царь?!» Николай II выступал перед бойцами, которые ожидали отправки на фронт. Он просил людей защитить родину, не отдать ее на поругание немецким солдатам. Царь стоял метрах в трех от меня, и я хорошо смог его рассмотреть. Это был очень красивый мужчина средних лет с маленькой бородкой и усами, одетый в военный мундир, на котором красовались ордена и широкая лента через плечо. Царь стоял со своей дочерью. Ей было лет семнадцать. Пока Николай II выступал, она раздавала раненым пряники и конфеты. Сладости несли в огромной корзине две монашки. Царская дочка брала горстями лакомства и клала их на носилки рядом с раненым.

Мать Ивана, узнав, что муж не приехал, забрала детей и отправилась домой. Полковник увидел родных лишь через год: его откомандировали в город Новоград-Волынский готовить новобранцев к отправке на фронт, и он взял с собой семью.

— Нам дали просторную квартиру на Бульварной улице, — продолжает Иван Никифорович. — Город мне понравился, он был довольно респектабельным и многолюдным. Я поступил в мужскую гимназию. Женская гимназия была неподалеку. Помню, как наблюдал из-за угла за аккуратными и гордыми девочками, которые после занятий неспешно шли домой.

В 1917 году в город пришли «красные». Начались грабежи и разбои, дети уже не ходили по улицам без сопровождения взрослых. Спустя год город заняли петлюровцы, которые безжалостно уничтожали местных жителей и жгли город. Помню, в 1918 году в ночь перед Пасхой они устроили варфоломеевскую ночь. По городу ходили вооруженные петлюровцы и в упор расстреливали евреев. Где найдут мужчину или женщину еврейской национальности, там и убьют — на улице, в доме, погребе, сарае… Самое ужасное, что в последующие несколько дней они запретили хоронить убитых. И только после вмешательства главного врача госпиталя и врача нашей гимназии местные жители смогли наконец по-человечески похоронить безвинно убиенных.Через какое-то время город снова заняли «красные». Но от этого легче не стало. Было разрешено каждому жителю, даже ребенку, носить оружие. Мирные обыватели стали стрелять друг в друга по малейшему поводу. Помню, был случай, когда ученик в классе навел на учителя револьвер только за то, что тот оставлял его на второй год. Видимо, такое положение вещей людям надоело, потому что в городе появилась группа добровольцев, называющих себя «соколовцами». Они возобновили порядок и до августа 1918 года не пускали в Новоград-Волынский ни «красных», ни петлюровцев. В 1919 году город заняли немцы, а в 1920-м — польские войска.

К тому времени я уже окончил гимназию. Самое интересное, что занятия в гимназии продолжались при любой власти. Наша семья с 1917 года вынуждена была скрывать свое дворянское происхождение. «Красные» без суда и следствия расстреливали семьи «золотопогонников» и титулованных особ-аристократов. В городском саду вырыли яму, в ней и хоронили дворян. Я бывал на том месте и был потрясен увиденным: из неглубокой могилы выглядывали руки, ноги и головы окоченевших трупов.

Понимая, что ожидает нашу семью, горячо любящие друг друга родители вынуждены были разойтись, чтобы сохранить жизнь мне и брату. Через много лет, в 1937-м, родственники отца нашли нас и сообщили, что он расстрелян. Признаюсь, я тоже очень долго не решался открыть семейную тайну детям и внукам.

— При какой власти людям жилось легче, а при какой — не­вмо­готу?

— При царе было неплохо: порядок, спокойствие, работа. Правда, пьяниц развелось очень много. Они валялись в канавах буквально на каждом шагу. В лавках в то время практически все продавалось, а деньги имели настоящую цену. К примеру, в 1915 году за копейку можно было купить кило картофеля или один помидор. Лимон стоил три копейки. Килограммовая буханка хлеба продавалась за 7 копеек. Домашняя курица обходилась в 18 копеек, а килограмм свинины или говядины — 20—25 копеек. Фунт (почти полкилограмма. — Авт.) печенья или конфет стоил рубль. Это было очень дорого, и не каждый мог себе позволить такую роскошь. Человек, у которого в кармане было 10 рублей, считался настоящим богачом. Я не знаю, сколько получали в то время учителя и врачи, но, помню, жили они лучше всех и пользовались огромным уважением. Прохожие даже снимали перед ними шляпу. Да, хорошие были времена…

А вот сталинский период запомнился жуткими репрессиями. Уничтожали офицеров, помещиков и кулаков. Колхозы строились за счет имущества расстрелянных или сосланных на Колыму людей. Чтобы скрыть свое происхождение, нам приходилось часто менять место жительства. Так мы оказались в Житомире.

— С приходом к власти Хрущева стало легче?

— Он освободил из лагерей тысячи людей. При нем народ наконец-то смог легко вздохнуть. При Брежневе… При нем было не так плохо. Хотя я никогда не любил советскую власть. Но вот Горбачева не могу вспомнить добрым словом. Считаю, что он бездарно провел свою пресловутую перестройку.

— Кого из советских лидеров, военачальников вам удалось увидеть?

— Троцкого — в 1918 году в Новоград-Волынском. Он выступал с речью на местной мебельной фабрике. Потом эту фабрику преобразовали в театр имени Троцкого.

Посчастливилось увидеться и с Буденным. В июне 1920-го Первая конная армия выбила из Новоград-Волынского поляков. Времена были неспокойные, и мама отправила меня с братом к крестной, живущей в селе. По стечению обстоятельств Буденный для постоя выбрал дом тети Груни. Тетя была богатой, они с мужем занимались пчеловодством и имели более трехсот пчелиных ульев! Буденный пробыл у тети Груни несколько дней. Это был молодой и довольно привлекательный мужчина. Очень веселый и задорный. Мне запомнились его огромные, растянутые в разные стороны, похожие на тараканьи, усы. Крестная имела лошадей и красивейшей породы жеребца. Ох и понравился он Буденному! Но тетя и слушать не хотела о том, чтобы его обменять или продать.

Хочу отметить, что красноармейцы во главе с Буденным ничего не брали без спросу и вели себя в селе очень скромно. Люди, насмотревшиеся на разную власть, были приятно удивлены. Буденный мгновенно реагировал на жалобы, мог даже избить провинившегося красноармейца. Помню, как однажды боец случайно зацепил винтовкой кипящий самовар и опрокинул его на ноги моему брату. Как Буденный бил этого солдата! Тетя не выдержала и заступилась за красноармейца.

Дважды приходилось видеть Ворошилова. Первый раз — в Киеве, в 30-е годы, на сельскохозяйственной выставке, на которую я пригнал свой трактор. Второй раз — в Москве, в театре.

— А в армии вы служили?

— Служил. Во флоте на Дальнем Востоке. Как-то попал в караул, ожидались высокие гости. Гляжу, среди высокого морского начальства ко мне, дежурному, идут Молотов, Калинин и Каганович. Я узнал их по портретам. Мне запомнилось, что Калинин каждые два шага останавливался и зачем-то оглядывался — то через левое плечо, то через правое. Молотов шел уверенно, с высоко поднятой головой. Они с Кагановичем выступили перед моряками с речью. После их визита был уволен и отправлен на Колыму первый начальник штаба флота. Командующего Тихоокеанским флотом объявили врагом народа. Много тогда полетело голов…

Мобилизовался и вернулся в Житомир, работал начальником автоколонны в Главном управлении авиационного строительства (ГУАС). Мы строили военные аэродромы. Когда началась война, поспешил в военкомат, но там объяснили, что военному моряку пока нет работы на фронте, зато найдется в тылу врага, который буквально наступал на пятки. Сказали прямо: предстоит создать подполье, организовать партизан. Вскоре это было нами успешно проделано.

Хочу сказать, что пережил не одну войну и знаю, что нет ничего более ужасного. Нет ничего горше потери друзей, которые спасли тебе жизнь в бою. Нет ничего страшнее плача матери, которая потеряла своего ребенка…

Ленина БЫЧКОВСКАЯ

К списку новостей